– Извините, ваша светлость, – уже мягче сказал Прествик. – Мне и правда очень жаль, но я видел доклады.
– Леди Харрингтон не могла знать, – прошептал Протектор. – Что бы там ни говорилось в этих докладах, она не могла знать, Генри. Она никогда бы такого не позволила, и Адам Геррик тоже.
– Я согласен, ваша светлость, но – извините за холодные слова – и что с того? Леди Харрингтон – крупнейший акционер «Небесных куполов», Геррик – их главный инженер, даже Говард Клинкскейлс – президент этой компании. Как бы это ни случилось, юридическая ответственность падает на них. В их обязанности входило проследить, чтобы такого никогда не случилось… а они этого не сделали.
Протектор потер лицо руками и ощутил холодок, никак не связанный со смертью и разрушениями на экране. Он ненавидел себя за это, но выбора у него не было: он был Протектором Грейсона. Он обязан быть политиком не меньше, чем отцом, у которого есть собственные дети.
Генри уже видел доклады. Через несколько дней – часов – их получат сотрудники телевидения, и то, что сейчас сказал канцлер, повторят все программы новостей на планете. Лучший способ разъярить грейсонцев трудно придумать. Все, кто когда-нибудь порицал Хонор Харрингтон, кто испытывал хоть каплю сомнения, услышав эти цифры, ощутят глубокую неукротимую ненависть к женщине, которая это допустила. А за ненавистью придут обвинения, уже не шепоток, а яростные вопли. «Посмотрите! – закричат они. – Посмотрите, что бывает, когда женщина занимает место мужчины и начинает командовать! Посмотрите на наших убитых детей и скажите, что Божья воля – в этом! »
Бенджамин уже слышал эти крики боли, а с ними – и окончательную гибель своих реформ.
– Господи, что же мы сделали? – прошептал Уильям Фицкларенс.
Он тоже смотрел на экран, а рядом с ним сидели Сэмюэль Мюллер и Эдмон Маршан.
– Дети! – простонал лорд Бёрдетт. – Мы убили детей!
– Нет, милорд, – сказал Маршан.
Бёрдетт уставился на него полными ужаса голубыми глазами, и лишенный сана священник покачал головой. В его взгляде читалась целеустремленность, а не потрясение.
– Мы никого не убили, милорд, – сказал он тихим убедительным голосом. – Это по Божьей воле погибли невинные, а не по нашей.
– По Божьей воле? – тупо повторил Бёрдетт. Маршан кивнул.
– Вы же знаете, милорд, мы не вправе отступить, когда мы делаем Его дело. Мы обязаны привести людей в чувство, показать им, как опасно позволить этой блуднице и ее растленному обществу отравлять нас.
– Но это…
Голос Бёрдетта зазвучал громче, и к лицу его начал возвращаться цвет. Маршан грустно вздохнул.
– Я знаю, милорд, но то была воля Божья. Мы не могли знать, что там будут дети, но Он знал. Разве он позволил бы куполу обвалиться именно в этот момент, если бы это не входило в Его план? Как ни ужасна их смерть, их души теперь с Ним, невинные и не тронутые мирскими искушениями, а их смерть в тысячу раз усилила воздействие нашего плана. Теперь весь наш мир увидит «реформы» Протектора и то, чем оборачивается связь с Мантикорой. Ничто другое, милорд, не могло бы так подчеркнуть этот урок. Эти дети – мученики Господа, погибшие на службе Ему так же, как любой другой мученик, погибший за веру.
– Он прав, Уильям, – тихо сказал Мюллер. Бёрдетт повернулся к своему товарищу-землевладельцу, и Мюллер успокаивающим жестом протянул руку.
– Мои инспекторы уже нашли некачественный керамобетон. Я подожду еще денек, прежде чем объявлять результаты, – достаточно, чтобы проверить и перепроверить анализ, никто не усомнится в наших выводах, – но доказательства есть. Доказательства, Уильям. Этой блуднице и Протектору не увернуться. Мы не выбирали момент катастрофы. Это сделал Бог, и таким образом наш исходный план оказался куда более успешным, чем мы осмеливались надеяться.
– Возможно… возможно, вы правы, – медленно сказал Бёрдетт.
Ужас в его глазах погас, и его сменило успокаивающее самодовольство его веры – и холодный расчет.
– Это она виновата, – пробормотал он, – а не мы. Это она нас до этого довела.
– Конечно, милорд, – согласился Маршан. – Чтобы сорвать маску с дьявола, нужен острый меч, и мы, те, кто несет меч Господень, можем только принимать ту цену, которую Он от нас потребует.
– Ты прав, Эдмон, – сказал Бёрдетт уже громче.
Он кивнул и снова посмотрел на экран, и на этот раз он вслушался в горестный голос репортера с легкой зловещей усмешкой.
– Ты прав, – повторил землевладелец Бёрдетт. – Мы взяли на себя Божье дело. Если Он требует, чтобы мы заплатили кровью, тогда Его воля будет исполнена, и пусть блудница вечно горит в аду за то, что довела нас до этого.
Адам Геррик вошел в конференц-зал. Выглядел он ужасно. Молодой человек, который этим утром отправился в поместье Мюллер, умер, когда обрушилась его сияющая мечта. Адама Геррика, который вернулся в Харрингтон, терзала допущенная катастрофа, и вся радость в его глазах погасла.
Но он был еще и сердит, полон гневного желания узнать, что произошло. Он обещал себе, что найдет человека, чья жадность привела к этой бойне, к этому убийству, и убьет расчетливого подонка голыми руками.
– Ладно, – резко сказал он старшим инженерам, – инспекторы Мюллера не пускают нас на стройплощадку, но у нас еще есть наши записи. Мы знаем, что должно было пойти на стройку, а теперь мы найдем, что же туда действительно пошло, – прямо сейчас.
– Но…
Заговоривший умолк под обращенным на него взглядом, горевшим холодным огнем. Он облизнул губы и оглянулся на коллег в поисках помощи, потом неохотно повернулся к своему начальнику.