По собору пронеслась еще одна волна одобрительного гула, и преподобный медленно кивнул.
– Как вы, братья и сестры, и как брат Маршан, я тоже подвержен ошибкам. Я тоже боялся перемен, ждущих нас после союза с чужими планетами, чьи верования сильно отличаются от наших. Но теперь я увидел наступление этих перемен и верю, что они несут добро. Они не всегда приятны и легки, но Господь никогда не обещал, что наши испытания будут легкими. Возможно, я ошибаюсь, считая эти перемены хорошими, но если это так, то Он наверняка покажет мне мою ошибку, когда я буду проходить испытание дальше. А пока Он этого не сделал, я буду продолжать служить Ему, как я поклялся, когда Он призвал меня, и как поклялся вторично, когда Ризница возвысила меня до сана преподобного. Я не уверен, что всегда буду прав, но я всегда буду стараться поступать правильно и всегда буду противостоять всему злу, которое увижу, где бы я его ни нашел.
Преподобный снова помолчал. Его лицо стало жестче, а голос, когда он продолжил, зазвучал глубже и тверже.
– Указывать священнику на его ошибку всегда трудно, братья и сестры. Никому не хочется верить, что слуга Святой Церкви может ошибаться, а для самих служителей тут есть еще одна трудность. Мы боимся открыть дверь расколу. Нам хочется выбрать легкий путь, избежать испытания и скрыть наши разногласия, чтобы не уронить свой авторитет в ваших глазах. Но защита нашего авторитета – не наше дело. Авторитет Церкви исходит лишь от Бога, и Святая Церковь заслуживает уважения, только пока мы всей душой неотступно стремимся познать и выполнить Его волю. Таким образом, наш священный долг в том, чтобы отогнать эти страхи, чтобы навести порядок в храме Божьем, когда видим там беспорядок, и постараться, веря в Божье руководство над нами, отделить тех, кто истинно служит Его воле, от тех, кто только думает, что делает это. И поскольку в этом наш долг, я пришел к вам в это воскресенье, чтобы объявить указ Церкви Освобожденного Человечества.
Прислужник передал ему запечатанный свиток. Он сломал печать, развернул лист – тихий шелест пергамента казался грохотом – и прочитал вслух:
– Настоящим объявляется всем верующим, что мы, Ризница Церкви Освобожденного Человечества, собрались, чтобы познать и выполнить Божью волю, как Он посылает ее нам, торжественно проголосовали за то, чтобы просить Бенджамина IX, Божьей милостью Протектора Веры и Грейсона, снять брата Эдмона Огюста Маршана с постов ректора собора Бёрдетта и капеллана Уильяма Фицкларенса, лорда Бёрдетта, поскольку Верховный Суд Святой Церкви нашел, что вышеупомянутый Эдмон Огюст Маршан отвернулся от Испытания жизни на путь неправедный. Объявляется также, что бывший брат Эдмон Огюст Маршан решением Верховного суда лишается сана священника, пока он не представит Ризнице доказательств того, что он воистину раскаялся и вернул себе угодный Богу дух милосердия и терпимости.
В абсолютной тишине преподобный Хэнкс оглядел замерший собор. Когда он продолжил, его глубокий голос, полный неизмеримой грусти, звучал, однако, решительно и размеренно.
– Это серьезный шаг, братья и сестры, и нам нелегко было на него пойти. Если приходится отвергнуть любое дитя Божье, это ранит всех Его детей, и Ризница хорошо знает, что, осуждая ошибку другого, всегда рискуешь ошибиться сам. Нам остается только действовать так, как, мы верим, нас к тому призывает Бог, всегда признавая, что мы можем быть не правы, но не отворачиваясь от Испытания, поставленного Им перед нами. Я, как и каждый член Ризницы, молюсь, чтобы бывший брат Маршан вернулся к нам, чтобы Святая Церковь снова смогла принять его в объятья и возрадоваться возвращению блудного сына. Но пока он не решит вернуться, он для нас чужой. Дитя, которое уходит и по собственной воле становится чужим, все равно чужое, как бы ни болели от этого наши сердца, и решение вернуться, как и все решения, которые Бог предлагает принять нам в жизненном Испытании, должно быть его собственным. Братья и сестры по вере, я прошу вас молиться за Эдмона Огюста Маршана, чтобы он, как и мы, познал Божью волю и любовь и они поддержали его в этот час Испытания.
Хонор задумчиво глядела сквозь боковое стекло отъезжающей от собора машины. Она была не меньше самих грейсонцев удивлена быстротой действий Церкви Освобожденного Человечества. В глубине души она боялась последствий этих действий. Ризница как орган управления Церковью имела полное право так поступить, но лишение священника сана было чрезвычайно серьезным шагом. Наверняка это приведет в ярость всех реакционеров планеты, подумала она. Мало кто из них поверит, что она не имела ничего общего с этим решением, да им на это и наплевать. Они увидят только, что иностранное разложение, которого они боялись, достигло даже Ризницы, и возможность бурной реакции фанатиков, которые уже считали себя преследуемым меньшинством, пугала ее.
Хонор вздохнула и откинулась назад на роскошном сиденье. Еще проблема – время, подумала она, слушая, как Нимиц успокаивающе урчит у нее на коленях. Это была последняя служба, следующую она сможет посетить только в ближайшем будущем – завтра ей надо явиться на «Грозный». Наверняка найдутся аргументы в пользу ее пребывания вдали от планеты, пока Церковь разбирается с яростью, которую непременно вызовет оглашенный сегодня указ, но многое можно сказать и против. Враги могут расценить ее отсутствие как признак трусости, как побег от справедливого гнева истинных слуг Господних, взбешенных ролью, которую она сыграла в мученичестве и изгнании священника. Но они могут счесть это и знаком презрения к ним – что-то вроде дерзкой демонстрации: мол, после наказания брата Маршана уже незачем изображать уважение к Церкви.